Журнал "Эксперт"
"После гельвецианского референдума"
Елена Чудинова
Отношение к недавнему референдуму по минаретам во Швейцарии почти такое же, как у нас. Даже скучно. Элиты энергически осуждают швейцарцев, народные массы одобряют в значительно большей степени, чем было бы, случись такое лет десять-пятнадцать назад. Быть может, осуждение чуть более эмоционально, чем у нас, а одобрение чуть более сдержанно, осторожно. Но это уже нюансы. Толерантность – фактически религия секулярного общества рубежа веков – для элит оборачивается чисто умозрительной, теоретической своей стороной, а для народа – весьма практической.
Случаются, конечно, всяческие эпизоды. Года три назад молодой ракалья обвинил старшего сына Николя Саркози в оскорблении словом и жестом и пытался добиться «справедливости» через суд. (При этом простодушно приписал юному Саркози лексику и жестикуляцию отнюдь не свойственную парижской золотой молодежи.) Но это скорее курьез. Можно не сомневаться – там, где изволит проживать Саркози-сын, никто не режет на лестничной клетке баранов. (Это не фигура речи, а реальный быт муниципальных многоквартирных домов.) Опросы показывают, что еще немного – и средний француз решится показать себя нетолерантным.
Пора бы уже, ох, пора бы нам определиться с понятием «толерантность». Что на самом деле означает это волшебное слово, заслышав кое, современный европеец обязан землю носом рыть, лишь бы доказать, что в полной мере упомянутым свойством наделен?
«Толерантность» давно уже не синоним «терпимости». Когда-то был синоним, но не теперь. Хотим мы того или нет, но сегодня мы подразумеваем под толерантностью полную сдачу, полное наше непротивление силам чрезвычайно радикальным: исламизму, цветному расизму, гомосексуализму. Как ни странно, все три эти явления тесно переплетены в их натиске на традиционные европейские ценности: христианство, римское право и семью. (Под семьей, понятное дело, подразумевается исключительно союз мужчины и женщины, к тому же женщина должна быть в единственном числе.) Не случайно демонстрантов, протестующих против возведения гигантской мечети в Кельне, избивали и разгоняли гей-активисты. Потом дороги радикалов, конечно, разойдутся. Но это произойдет в уже совершенно другом измерении, совпадающем со Старой Европой лишь географическими очертаниями.
Мы не в стороне от этого натиска. После недавнего дела «черных ястребов» даже самые рьяные защитники общечеловеческих ценностей не рискнут отрицать не только существование цветного расизма, но и то, что он пришел в нашу страну. После гей-парада, разрешенного Валентиной Матвиенко в Санкт-Петербурге, у многих развеялась иллюзия, будто гомосексуалисты добиваются лишь того, чтобы их не преследовали. Вспомним: был стриптиз на ступенях костела, было избиение прихожан, прочие непотребства, о которых тошно даже рассказывать. Гомосексуалисты хотят признания себя «вариантом нормы», повсеместного права усыновления детей, агрессивной пропаганды своего образа жизни – притом с дошкольного возраста. В России они этого еще не добились. В Великобритании римское право трещит под натиском полулегального шариата, а те же самые англиканские духовные лица, что венчают гомосексуалистов, выступают в его защиту.
Причудливая сцепка трех явлений (два из которых, мягко говоря, антагонистичны) объясняется просто: секулярная Европа ослаблена, ее рвут на части все кому не лень.
Непроста раскладка взаимодействующих и противодействующих сил на старом континенте. Цветной расизм сегодня скорее наступателен, белый – оборонителен. (Заметим к тому же, что в половине случаев под белый расизм попадает то, что им отнюдь не является – любое проявление нетолерантности, даже самое разумное.) Цветной расизм преимущественно (хотя и не полностью) сопряжен с процессами исламизации, но национализм европейцев (проходящий, как правило, под псевдонимами «расизм» и «фашизм») отнюдь не всегда связан с христианством. Ни голландца Гердта Вильдерса (политика, прославившегося антиисламским роликом «Фитна»), ни голландца же Тео ван Гога (режиссера фильма о положении женщины в исламе, убитого на улице фанатиком-мусульманином), ни голландца Пима Фортейна (политика, выступающего против иждивенчества иммигрантов и убитого антифа) с христианством никак не свяжешь. Всем упомянутым свойственно признание гомосексуализма одним из проявлений европейских «свобод». Тем не менее представляются неизбежными вытеснение защитников гомосексуализма в левый лагерь и клерикализация правого лагеря.
Запрет на строительство минаретов носит не христианский, а светский характер. Тем не менее он вызвал немалый оптимизм среди католического духовенства, не только в кантонах Гельвеции, но и по всей Западной Европе. И опять же налицо расщепление интересов элит и народа. Референдум состоялся 29 ноября, в воскресенье. Уже в понедельник 30−го официальный Ватикан поспешил нанести ответный удар по собственной пастве, решительно осудив и заклеймив «попирающих религиозные свободы» швейцарцев. Это вполне прогнозировалось. Нынешний Ватикан толерантен. Он уже столько раз (без единого ответного извинения) извинялся перед мусульманами за те же крестовые походы, что решительно запутался в собственной системе ценностей – очень и очень мудрено почитать крестовые походы злом, а их инициатора Бернара Клервосского – святым. Но после знаменитого II Ватиканского собора католицизм утратил мировоззренческую целостность. Реформы собора готовились совместно с протестантскими богословами – и вот уже пятый десяток лет Ватикан следует в фарватере протестантской мысли.
Современный же протестантизм – скорее общественная организация, нежели христианская церковь. Он ничего не противопоставляет миру сему – он под него благополучно приспосабливается. Заявляют о себе одни радикалы – сексуальные меньшинства – и протестантизм не только благословляет однополые пары, но и представляет нам епископа-лесбиянку (Эву Брунне, назначенную недавно в Стокгольме). Увеличивается число других радикалов – исламистов – и архиепископ Кентерберийский поднимает голос за «частичное» введение шариата в Туманном Альбионе. Протестантизм сегодня – всего лишь разновидность секуляризма. Или просто – обезумевший флюгер на ветру перемен.
Возвращение католицизма на часть прежних позиций может идти только снизу. И его следует ожидать, поскольку у светского общества нет шансов выстоять во взаимодействии с обществом религиозным. А баснословный референдум показывает, что жизненные силы у старого континента еще есть. Жизненные, значит – традиционные. Опять-таки – классическая европейская семья, римское право и христианство (то есть католицизм либо православие, представленное в Западной Европе шире, чем у нас принято думать).
Традиционализм может быть и бессознательным. Европа вступила – одной ногой – на путь от саморазрушительной толерантности к разумной терпимости.
Комментариев нет:
Отправить комментарий